Жертва любви, географии и полицейского произвола.

В школе меня прозвали Головастик - мои друзья Питер О’Рейли и Джузеппе Романо первыми приложили руку к прозвищу. Мне казалось, что голова у меня самая обыкновенная. В смысле размера. Что касается ее содержания, то по идиотизму мне равен был только Джон Стретсон... Лишь он на географии сумел переплюнуть мое «Тибет - столица Праги» своим «Темза впадает в Индийский океан»! Да, моя голова… В общем, недавно я разглядывал школьные фотографии и понял, что Питер и Джузеппе были недалеки от истины: в пятом классе я представлял из себя такого странного гоблина - здоровенная репа и ступни, как ласты. В принципе, я таким и остался, только с некоторых пор у меня еще появились и плечи.

Два самых страшных предмета в школе - английский и география! На географии меня и Джона Стретсона сажали за одну парту - по мнению училки, два кретина в сумме могли дать одного троечника. Черта с два! Тупее нас никого быть не могло, но на географии вдвоем мы затмевали всех кретинов мира. Помню, надо было с циркулем измерить протяженность всех рек Шотландии. Для начала мы с Джоном принялись рассматривать атлас вверх ногами, потом нашли Шотландию, потом измерили реки. Получилось несколько тысяч миль. Самыми первыми, между прочим, справились с задачей. И гордо доложили об этом.

«Роберт и Джон, - говорит нам училка, - вам не приходило в голову, что длина периметра всей Шотландии не превышает…» Не помню, сколько, но явно не сто тысяч миль! «Ну и что, - отвечает Джон, - внутри этого периметра много чего всякого может быть понапихано!» Одним словом, вместо Шотландии мы рассматривали Австралию вверх ногами, а измеряли меридианы во всем атласе… Училка сказала: «Реки», значит, такие синенькие, вот мы их и намеряли!»

Потом мы шли в класс английского языка, и начинался сущий кошмар! Артикли, времена и предлоги. Мистер Глостер, он у нас вел английский, любил пошутить: «Наш Роберт (то есть, я) знаком с грамматикой родного языка очень приблизительно, глухонемой павиан из Африки даст ему сто очков вперед, потому что павиан не прикидывается англичанином!» Вообще, мистер Глостер был отличный малый, именно сего помощью я написал свою первую биографию, которую опубликовали даже в Штатах. Точнее, писал ее он, с моих слов. У него была очень симпатичная дочка, - в смысле, она есть и сейчас, но сейчас она уже не очень симпатичная, у нее трое детей и совершеннейший придурок муж. А что она рассчитывала заполучить у себя дома, выходя замуж за Джона Стретсона? Точно не будущего лауреата Нобелевской премии. Другой альтернативой был я, но мистер Глостер запрещал ей со мной дружить, говорил, что «невежество этого мальчика очень заразное: ты не поднимешь его до своего уровня, Джейн (так ее звали), потому что ты и сама невеликого ума. А опуститься до уровня Роберта невозможно: он в этом смысле уником. Так что застрянешь посредине между полной идиоткой и обычной дурой, а это еще хуже, чем просто дура». Джона он в расчет не брал, и вот что вышло!

Первый раз меня исключили из школы в шестом классе. На урок общественных отношений приперся наш констебль, и целый час распинался о роли полиции в жизни граждан. Мы-то эту роль отлично знали: цепляться к школьникам и стучать родителям. В общем, на перемене мы с изнанки, то есть с внутренней стороны натерли его шлем копиркой, - долго терли, не пожалели копировальной бумаги, которую стырили в учительской! Ну, он натянул свою каску в конце урока, потом на минуту снял - клево! Такого грязного урода сроду никто не видывал! Но как он и директор догадался, что это мы с Джузеппе придумали, до сих пор не понимаю.

Второй раз пострадал за любовь. Тоже в шестом классе. Я крепко ударял за Джейн Глостер, но она меня не замечала - кто ж знал, что она уже тогда засматривалась на Джона. Было бы на что смотреть: уши, как локаторы, нос-хобот, рыжий и глупый! С другой стороны, имелся я , с круглой здоровенной башкой, коротышка и вместо ступней - лыжи. В общем, Джон опережал меня в смысле успеха у женщин. А я очень хотел произвести на Джейн впечатление! На физкультуре в спортзале вытворял чудеса: пару раз из-под потолка упал с каната, отшиб задницу напрочь, но не успокоился и полез на «шведскую стенку». Где запутался своими лыжами в палках и застрял. Меня освобождали всем классом, после этого я пошел прыгать через «коня». Разогнался изо всех сил, но не прыгнул, а со всего размаха врубился башкой в подлое кожаное животное с деревянными боками. Прямо ему в бок. «Конь» чуть не упал, а гул стоял на всю округу! Но Джейн меня не замечала - все заметили и оценили, а она нет! Тогда я дождался ее после уроков и треснул по голове портфелем. Джейн рухнула, как подкошенная. Кто ж знал, что Джон носит в своем ранце камень! Этот придурок подобрал его на пустыре, а старший брат - в это трудно поверить, но он еще более тупой - сказал ему, что камень - священный! Священный! Во идиот! С его помощью он мечтал получить тройку по географии. У Джейн оказалось легкое сотрясение мозга, а меня снова выперли на неделю из школы и приговорили к домашнему аресту и урокам круглые сутки. Когда я вернулся, мистер Глостер только спросил: «Что ж ты не огрел ее своим портфелем, Роберт? Ты же не носишь в нем языческих идолов?» Что я мог ему сказать? Что мой портфель дышал на ладан, и я не мог оскорбить любимую женщину прикосновением такого чудовища? Все равно мистер Глостер ни черта не понимает в любви, он не оценил бы мою деликатность.

А все равно в школе иногда было весело, и не каждый день я получал двойки, и не всегда меня исключали. И все же здорово, что я все-таки закончил ее, и даже не попал сразу после школы в тюрьму, как был уверен наш директор! Я даже приобрел какие-никакие знания - точно теперь знаю, что суммарная протяженность рек Шотландии всего семь тысяч миль. До сих пор не знаю, что мне делать с этой бесценной информацией.